Вам поведаю рассказ.

Вот простенький рассказик.
Я его написал в предчувствии открытия.
Еще зимой



Рыбачки.


Рассказ.


Как в детском саду это обычно и бывает, они с Толиком сначала подрались, а уже потом подружились. Кроме этого, в последствии у них обнаружилась общая страсть — рыбалка. В начальных классах — бычки на пруду. Постарше - плотвичка с густерой. Ну а потом уже и хищник.

Завтра Саша идет джиговать судака на местный водоем. Ну не судака, конечно. Эта планета идентична Земле. Атмосфера содержит даже немного больше кислорода. Дышится легко. На джиг же здесь ловится рыба, очень похожая на земного судака. Удары всегда сильные и сухие. Саша улыбнулся. Сейчас, после работы, он домотает шнур на шпулю, это долго и кропотливо, а затем уже пригласит Толика на рыбалку — это быстро.

Ну как пригласит. Не пригласит, конечно. Саша здесь в командировке. А Толику лететь сюда с Земли лет пятнадцать. Через портал можно быстро, но очень затратно по энергии. Ради рыбалки через портал ходить не будешь. Поэтому, нетерпеливый Толик прислал с оказией микроматрицу со свойствами своей натуры, в надежде, что Саша сходит с ним поджиговать, а потом вернет матрицу обратно, и Толик загрузит изменения себе в подкорку. Это конечно не настоящее присутствие на рыбалке, но эмоции у Толика все-равно останутся надолго.

Саша отдал присланную матрицу ребятам. Те по-быстрому на 3D-биопринтере смоделировали Толика. Затем из матрицы загрузили свойства в созданное тело. Толик шагнул к Саше. Друзья обнялись.

Толик был точь в точь как и оригинал. Немного не получились брови. И уши, в сравнении с оригинальным волевым Толиком, были ниже линии глаз. Но это, конечно, ерунда.

«Рано не пойдем. Здесь самый клев с 29 часов по местному. Точки я знаю. За клев ручаюсь» — Саша действительно был уверен.

На второй проводке Саша поймал местного судака. Потом еще и еще. У Толика не клевало. Саша предложил свою приманку, хотя знал, что Толик откажется. Тот продолжал искать свою проводку, перебирал приманки. Безрезультатно. Толик злился, но от этого допускал еще больше ошибок.

Вечером в столовой на разборе полетов, Саша неосторожно подколол друга, указав на его единственного пойманного судака недомерка. Толик вспыхнул. Результаты противоречий отразились на лице Саши. Толик тоже пострадал. Ясно, что его улыбка какое-то время теперь будет нечёткой и менее выразительной.

Их быстро разняли. Случайно чуть не деактивировали обоих. Но разобравшись, деактивировали только Толика. Матрицу с новым состоянием списали с Толика и отдали Саше.

Теперь Саша сидел перед терминалом и ждал связи с Землей. На экране появился радостный Толик.

«Саня, ну, что?!» - завопил он, - «Как рыбалка?»

«Да не очень. Погода подвела. Рыба была неактивна» - Саша прятал глаза.

Толик увидел синяк под глазом у Саши и всё понял. Друзья помолчали.

«Ты это, ты значит, ну короче, ты там на меня не обижайся. И матрицу не передавай. Потом половим» - Толик вздохнул.

«Да ладно, Толян, нормуль. Не бери в голову» - и Саша очень быстро, незаметно и радостно выкинул матрицу в измельчитель под столом.


Январь 2023

 

@Анаконда,
Спасибо!

 

Валентина Михайловна была дама в возрасте - операционной сестрой проработала больше 35 лет, повидала на своем веку всяких хирургов.
Были и старые, и молодые, и пьющие, и язвенники, и бабы в разводе, и мужики в творческом поиске.
За каждым знала, кому в какую руку тупфер из-за спины подать, кто в какую сторону иглу заряжает, кто с какой стороны стоит, как крючки держит; этому седьмой размер перчаток, а вон тому и восьмой мал для таких лапищ.
С одними выпивала, с другими по молодости спала, с третьими ссорилась до слез; были и такие, что ни лица, ни имени в памяти не осталось - был человек вроде, а кто такой, не вспомнить.
В общем, повидала Валентина Михайловна на своем веку всякого, но вот пришло время - и увидела она каких-то диковинных хирургов. Трёх молодых, из института, прислали по какому-то большому блату - чьи-то не то сынки, не то племянники. Увидела она их - и захотелось уволиться.
Первый весь в татуировках. Весь. Кроме лица. Какие-то фигуры, линии, слова, листочки, там красное, тут синее… Все время в телефоне, пальцем тыцкает, говорит туда что-то, а потом к уху прижимает, слушает. Валентина Михайловна знала модное словечко “чатится”, но так близко видела впервые - внуков у нее не было, жила одна, по телефону только дочь звонила с Сахалина пару раз в год, на день рожденья и на новый год.
Второй - одет как-то непонятно, на дворе зима, а у него штаны подстреленные, носков нет, вместо шапки какие-то наушники меховые, из них провода торчат куда-то в пальтишко, а в пальтишке таком даже мороз в минус пять не перенести. В ухе серьга, в носу серьга и говорит как-то странно, непонятно: “Лол, бро, у него, прикинь, андроид, лошок какой-то”. Валентина Михайловна из этого знала только “прикинь”, но к чему оно здесь, понять не могла.
Крест на этих двоих она поставила сразу - а вот третий…
Спокойный парень, вежливый, внимательный. Одет скромно, телефон недорогой вроде, наушники перед входом в больницу снимал…
А однажды она в ординаторскую заглянула без стука, а этот третий там стоит и ссыт в раковину.
Валентина Михайловна дверь потихоньку притворила, кулачки сжала и прошептала:
- Воооот. Наш человек… Не то что эти двое…
И пошла к себе в операционную - хирургический костюм парню подбирать. Убедил он ее сегодня. Порадовал знанием традиций. Значит, не прервется нить...

 

неприлично в раковину но как же удобно

 

"...И только истинный джентльмен, прежде чем по&&ать в раковину, отодвинет грязную посуду!"/С/
Вот...

 

Только покойник не ссыт в рукомойник. (С) Л.И. Брежнев

 

Сколько в раковину не ссы, последняя капля упадёт в трусы.
Продолжая так раздумывать о народных приметах.

 

@Анаконда,
Нужно тщательнее прорабатывать научно - фантастические детали. Сила автора таких рассказов в сложности, описываемых транклюкаторов! Это важно...

 

Писателя, каждый обидеть должен может.
Не путать с пИсателем в раковину, его не каждый.

 

Так этот рассказик не про фантастику.
Он про дружбу
Фантастика здесь как связующее, второстепенный элемент.
Да и формат не позволяет развернуться, всё произведение на одну страницу А4 задумано.
Дольше уже читать тяжело народу
А так, спасибо большое за корректировку. Бум думать. Бум.

 

@Анаконда,
Так и будешь "в тумбочку" писать, все литературные произведения, или про любовь, или про дружбу, а важны мелочи, они отличают гения от ремесленника...

 

Ну почему в тумбочку. Вот издательство выберу и напечатаю. Только их много очень. Какие нормальные - пес знает.

насчет мелочей. На мелочах можно спалиться. Ну его. А то будет, как у Достоевского: В комнате стоял круглый стол, овальной формы

 

Для самиздата по фигу, а если хочешь что бы они за свой счёт издали, нормальные те, которые предложат бОльший гонорар, а значит возьмутся выпустить бОльший тираж.

 

Истадельства публикуит нидорага, не риклама...

 

Принтер купил что ли?
9- ти игольчатый хоть?
Я обложку могу нарисовать, но требую упомянуть меня, как иллюстратора...

 

Я себе представляю...(С)

 

Мальчик в помощники не нужен?

 

Киса, вы умеете рисовать?

 

@AE Царицыно,
Вон тебя Иго уже "как художник художника" спрашивает, кстати мой адвокат... Анаконду это тоже касается!

 

Бригадир:
- Эти люди чувствуют чужое горе, как своё собственное. Когда Вы услышите наше звучание, Вы снимите с себя последнюю рубашку!
Жилец:
- Я себе представляю...
(С) по памяти, М. Жванецкий, одна из лучших Его хохм

 

Если вдруг кто не читал - сильвупле:

Как хоронят в Одессе.

Группа людей со скорбными лицами и музыкальными инструментами. Впереди — бригадир-дирижер. Звонок. Выходит жилец. Бригадир вежливо приподнимает шляпу.

— Ай-ай-ай, мне уже говорили, какое горе.

Жилец:
— Какое горе?

Бригадир:
— У вас похороны?

Жилец:
— Похороны?

Бригадир:
— Ришельевская, 6, квартира 7?

Жилец:
— Да.

Бригадир:
— Ну?

Жилец:
— Что?

— Будем хоронить?

Жилец:
— Кого?

Бригадир:
— Что значит — «кого»? Кто должен лучше знать — я или ты? Ну, не валяй дурака, выноси!

Жилец:
— Кого?

Бригадир:
— У меня люди, оркестр. Пятнадцать человек живых людей. Они могут убить, зарезать любого, кто не вынесет сейчас же.

Толстая Маня в носках и мужских ботинках ударила в тарелки и посмотрела на часы.

Жилец:
— Минуточку, кто вас сюда прислал?

Бригадир:
— Откуда я знаю, может быть, и ты? Что, я всех должен помнить?

Из коллектива вылетает разъяренный тромбон.
— Миша, тут будет что-нибудь, или мы разнесем эту халабуду вдребезги пополам? Я инвалид, вы же знаете!

Бригадир:
— Жора, не изводите себя. У людей большое горе, они хотят поторговаться. Назовите свою цену, поговорим, как культурные люди! Вы же еще не слышали наше звучание!

Жилец:
— Я себе представляю.

Бригадир:
— Секундочку! Вы услышите наше звучание, вы снимете с себя последнюю рубаху! Эти люди чувствуют чужое горе, как свое собственное.

Жилец:
— Я это вижу по лицам.

Бригадир:
— Станьте там и слушайте сюда. Именно отсюда будет проистекать. Тетя Маня, прошу сигнал на построение.

Толстая Маня ударила в тарелки и посмотрела на часы. Бригадир прошелся кавалерийским шагом.

— Константин, застегнитесь. Спрячьте свою нахальную татуировку с этими безграмотными выражениями. Люди все время читают у вас на груди, как на заборе! И вы там пишете что-то новое каждый раз. Федор Григорьевич, вы все-таки студент консерватории, возможно, вы даже культурнее нас — вы знаете ноты, но эта ковбойка вас унижает! У нас, слава богу, полно работы! Теперь вы, Маня, что вы там варите себе на обед, меня не интересует, но от вас каждый день пахнет жареной рыбой. Переходите на овощи, или мы распрощаемся! У нас работа с людьми! Прошу печальный сигнал.

Оркестр играет фантазию, в которой с трудом угадывается похоронный марш.

Жилец аплодирует:
— Большое спасибо, достаточно. Но это напрасно, наверное, кто-то пошутил!

— Может быть, но нас это не касается. Я пятнадцать человек снял с работы. Я не даю юноше закончить консерваторию. Мадам Збаровская бросила хозяйство на малолетнего бандита, чтоб он был здоров! Так вы хотите, чтобы я понимал шутки? Рассчитайтесь, потом посмеемся все вместе!

Из группы музыкантов вылетает разъяренный тромбон:
— А я сейчас разнесу эту халабуду!

Бригадир:
— Вы слышали, что он сказал? Здесь таких пятнадцать человек!

Тромбон:
— Миша, что вы с ним цацкаетесь? Дадим по голове и отыграем свое!

Бригадир:
— Жора, не изводите себя, вы же еще не отсидели за то дело, зачем вы опять нервничаете?

Жилец:
— Почем стоит похоронить?

Бригадир:
— С почестями?

Жилец:
— Да.

— Не торопясь?

Жилец:
— Да.

— По пятерке на лицо.

Жилец:
— А без покойника?

Бригадир:
— По трешке, хотя это унизительно для коллектива.

Жилец:
— Хорошо, договорились, играйте. Только пойте: «В память Сигизмунд Лазаревича и сестру его из Кишинева».

Музыканты по сигналу Мани начинают играть и петь:
— Безвременно, безвременно… На кого ты нас оставляешь… Ты туда, а мы здесь… Мы здесь, а ты туда…

За кулисами крик, кого-то понесли… Бригадир повеселел:
— Вот вам и покойничек!

Жилец:
— Нет, это только что, это мой сосед Сигизмунд Лазаревич. У него сегодня был день рождения.

The end.

 

Чудесно.
Кстати, в эти минуты по ,,Россия" идёт фильм ,,Ликвидация".
Мимо проходил.

 

Спойлер: Жванецкий

МОЙ ДЕНЬ В ЛЕНИНГРАДЕ
Прямая речь
Значит, Ленинград, холостая жизнь — я долго был холостяком, Райкин, эти все скитания… Ну, с Райкиным это не скитания, это праздничные поездки, но все равно, знаете ли… Ну, я получил квартиру от него, однокомнатную, в Ульянке. Ульянка — это пустырь, далеко, часа полтора на такси. Да-да-да, причем это при слабом движении, в те годы. Значит, вот, приезжаешь туда — пустырь, особенно белые ночи, я стою на пустыре, окруженный девятиэтажными домами, огромный пустырь, в одном из домов моя квартира. Вот стою я на пустыре, любуюсь — это небо розовое, белые ночи, красота! Никого, ночь, стою, просто мне приятно. Никого, и вдруг мне кто-то стучит в спину: «Разрешите пройти?». Я отодвигаюсь, там человек, очень интеллигентный. Но в драбадан. Он не может свернуть...
Мой день
Холостой. Ленинград. Все делал вкусно. У меня же жизнь — в трех томах: Одесса, Ленинград и Москва. Я думаю, самый нежный, самый толковый, самый учебный, самый возвышающий для меня период — это питерский. Потом я уже расходовал то, что я накопил. То, что накопил в Одессе, на родной земле возле моря, где я еще продолжаю бывать, то, что я накопил в Ленинграде, это Товстоногов, это Райкин, это все вместе. Ты приехал, и они тебя оценили, и ты с ними. В Москве, конечно, это распродажа всего, что я накопил. Вот как приехал в Осло показать, что я накопил. Хотя, посмотреть то, что вы здесь натворили, и что я накопил.
Значит, мой день. Холостой. Ленинград. Все делал вкусно. Однокомнатная квартира. Улица Стойкости, 19, квартира 87. Ну, я ее называю улица Терпимости. Пока телефон поставили… Ну, Георгий Александрович Товстоногов хлопотал, как депутат, поставили телефон.
Значит, Ленинград. Все делал вкусно. Валялся долго. Приятно. Встал. Вкусно ел чайную колбасу, закусывая ея( Буду читать медленно, это очень вкусно все) мощным куском круглого белого хлеба, со сливочным маслом, и толстым слоем баклажанной икры из банки. Держал кусок параллельно столу, откусывая ея и продвигая ея вглубь себя. Колбасу брал из блюдечка, клал сверху, запивая ея сладким чаем из огромной керамической чашки.
Отдохнул.
Затем постепенно начал стирать белье, выжимая ея, распуская ея, пуская фонтаны пены и горячей воды. Выкручивал сильно и красиво. Долго носил жгуты мокрого белья туда-сюда. Повесил на книжный шкаф. Повесил на холодильник. Повесил на радиоприемник. Повесил на абажур. Красиво.
В сырой кухне начал готовить обед. Насек лук. Насек картошки. Избил мясо. Отсыпал перловки. Задумывал суп, в процессе варки понял, что готовлю рагу. Клокочущее, с добавлением вермишели и тушенки и рыбных, моя мамочка, консервов. Очень вкусно. Долго тушил все с луком. Помыл пол тряпкой. Надоело на коленях. Босой ногой, обмотанной в мокрую тряпку, вытирал пыль под диваном, шкафом. Затем вкусно, с удовольствием, макая белый хлеб в рагу, задумчиво поел.
Разобрал телефон. Он, оказывается, не работал. Включил. Он тут же зазвонил. Тут же поломал опять. В этот день ему подчинялось все. В 20:00 с минутами раздался первый звонок в дверь. Начинался вечер. Просидел молча пять звонков и один крик: «Подонок, я знаю, что ты дома!». Ушли с криком и плачем, сверху видел из-за сырого тюля. Вторые звонки переждал, открыл третьим, это оказались первые пять звонков. Перехитрили и заночевали. Утром громыхали, будили тревожным ароматом кофе, омлетом и заключительным дверным щелчком. Слава богу, он безработных не любил. Белье засохло в форме холодильника, омлет застыл в форме сковороды. Благодаря огромному таланту на работу не нужно было к восьми утра, поэтому вышел к девятнадцати, куда и прибыл с легким праздничным опозданием.
Михаил Жванецкий
Перевод в текст из аудио-записи
#жванецкий #юмор #ирония #мудрость

 

Спойлер: Ширвинд

Я уверен, что у нуворишей всё — понты. Понты — особняки: построят и не знают, что делать на четвёртом этаже. Один мой знакомый, чуть моложе меня, но уже с четырьмя инфарктами и одышкой, построил дом, шесть лет в нём живёт и никогда не был на втором этаже — не может подняться. А у него их четыре. Потому что другой сосед построил трёхэтажный дом — значит, этому нужно еще выше. Это психология абсолютной неподготовленности к богатству. «Как говорила моя соседка по дому Раневская, все ордена, грамоты и звания – это похоронные принадлежности». «Интеллигенция записывалась на «Жигули» в Тушине. Мороз, костры жгли, был старший по «сотне», у него нужно было отмечаться раз в десять дней. Если не отметился — автоматически выбываешь. Представляешь себе? Так мы собирались в «десятки», чтобы раз в десять дней меняться. У нас была компания - Зяма Гердт, Рязанов, Андрюшка Миронов, я, Мишка Державин. Зямочка на одной ноге, участник войны, мы его жалели и в его очередь всегда сами отмечали. Это продолжалось месяца два. Когда один раз Гердт туда поехал, он сказал: «Я все понял, это не запись на машины, это перепись евреев». «Мой отдых – только под нашим кустом и чтобы никого не было. Лица наших комаров мне приятнее. Несколько лет назад меня все же совратили. В последний момент накрылась моя заводь на Валдае, я в панике дал слабину, и меня повезли отдыхать в Черногорию. Чисто, уютно и бессмысленно. Как и в Швеции. Однажды дети вывезли меня туда на рыбалку...Никаких глухих заборов, колючих проволок. Только правила пользования коттеджем и ключи от дома, висящие на калитках. Ну это же застрелиться можно от такой жизни! Скукотища! А у нас действительно интересно. ТОЛЬКО страшно. Страшно за детей, за внуков, за собак. И немножечко – за себя». «Нельзя существовать в круглосуточном, не проходящем чувстве ненависти, раздражения, неприятия, ощущения беды и горя. Должны быть оазисы, просветы. Жизнь-то одна… Так что внутри любого кошмара надо пытаться искать позитивные эмоции». «В эпоху повсеместной победы дилетантизма всякое проявление высокого профессионализма выглядит архаичным и неправдоподобным». «Меня все спрашивают: - Почему ты так одеваешься? Это немодно. А я вспоминаю историю, как в Москву приехал Роберт де Ниро ещё при Советском Союзе (его курировала бывшая жена Миши Казакова Регина, она сейчас в Америке живет). Андрюша Миронов был в него совершенно влюблен. Всеми правдами и неправдами договорились, что она де Ниро приведет в гости к Миронову. Подготовились, чтобы все как у людей — свечки зажгли, надыбали орешки, вырядились. Даже Кваша Игорек, помню, бабочку надел. Лето. Стоим. Ждём. Приезжает де Ниро - вьетнамки на босу ногу, страшные полукальсоны-полуджинсы белые и майка полуразорванная, наискосок недописанный какой-то «life». А мы в смокингах». «Театр - это сборище сумасшедших, фанатичных, истеричных, милых, трогательных, наивных и в основном несчастных людей со случайно счастливой судьбой».
#женская_мудрость
Александр Ширвиндт

 

Спойлер: Вертинский

На Монмартре был знаменитый «Казбек» — небольшой уютный погребок, владелец которого, Трахтенберг, скупив в своё время массу серебра у эмигрантов, расставил его на полках вдоль стен, укрытых коврами. Все эти кубки, стаканы и чаши с русскими орлами выдавались иностранцам за царское серебро, спасённое эмигрантами, хотя половина этого серебра делалась тут же, на Пигале. Иностранцам очень нравилось пить шампанское из «царских кубков». Иногда в виде большого одолжения хозяин продавал гостю такой «царский» стакан или чашу за баснословную сумму.
В «Казбеке» часто бывал великий князь Борис Владимирович с женой и целой свитой богатых иностранцев, искавших титулованных знакомств. Когда он входил в кабак, все, соблюдая этикет, вставали и ждали, пока он сядет. Предприимчивый хозяин делал на этом бизнес, привлекая публику, желавшую посмотреть на настоящего «гранд дюка». Для него даже было сделано что‑то вроде царской ложи — с балдахином и золотыми кистями.
Однажды в «Казбеке», где я выступал после часу ночи, отворилась дверь. Было часа три. Мне до ужаса хотелось спать, и я с нетерпением смотрел на стрелку часов. В четыре я имел право ехать домой. Неожиданно в дверях показался белокурый молодой англичанин, немного подвыпивший, весёлый и улыбающийся. За ним следом вошли ещё двое. Усевшись за столик, они заказали шампанское. Публики в это время уже не было, и англичане оказались единственными гостями. Однако по кабацкому закону каждый гость дарован Богом, всю артистическую программу нужно было с начала и до конца показывать этому единственному столику.
Меня взяла досада. «Пропал мой сон!» — подумал я. Тем не менее по обязанности я улыбался, отвечая на расспросы белокурого гостя. Говорил он по-французски с ужасным английским акцентом и одет совершенно дико, очевидно, из озорства: на нем был серый свитер и поверх него… смокинг.
Музыканты старались: гость, по-видимому, богатый, потому что сразу послал оркестру полдюжины бутылок шампанского.
— Что вам сыграть, сэр? — спросил его скрипач-румын.
Гость задумался.
— Я хочу одну русскую вещь… — нерешительно сказал он. — Только я забыл её название… Там-там-там-там!..
Он стал напевать мелодию. Я прислушался. Это была мелодия моего танго «Магнолия». Угадав её, музыканты стали играть.
Мой стол находился рядом с англичанином. Когда до меня дошла очередь выступать, я спел ему эту вещь и ещё несколько других.
Англичанин заставлял меня бисировать. После выступления, когда я сел на своё место, англичанин окончательно перешёл за мой стол, и, выражая мне свои восторги, между прочим сказал:
— Знаете, у меня в Лондоне есть одна знакомая русская дама, леди Детердинг. Вы не знаете её? Так вот, эта дама имеет много пластинок одного русского артиста… — И он с ужасающим акцентом произнёс мою фамилию, исковеркав её до неузнаваемости. — Так вот, она подарила мне эти пластинки, — продолжал он, — почему я и просил вас спеть эту вещь.
Я улыбнулся и протянул ему свою визитную карточку, на которой стояло: «Alexandre Vertinsky».
Изумлению его не было границ.
— Я думал, что вы поёте в России! — воскликнул он. — Я никогда не думал встретить вас в таком месте.
Я терпеливо объяснил ему, почему я пою не в России, а в таком месте.
Мы разговорились. Прощаясь со мной, англичанин пригласил меня на следующий день обедать в «Сирос».
В самом фешенебельном ресторане Парижа «Сирос» к обеду надо было быть во фраке. Ровно в 9 часов, как было условлено, я входил в вестибюль ресторана. Метрдотель Альберт, улыбаясь, шёл ко мне навстречу.
— Вы один, мсье Вертинский? — спросил он.
— Нет! Я приглашён…
— Чей стол? — заглядывая в блокнот, поинтересовался он.
Я замялся. Дело в том, что накануне мне было как‑то неудобно спросить у англичанина его фамилию.
— Мой стол будет у камина! — вспомнил я его последние слова.
— У камина не может быть! — сказал он.
— Почему?
— Этот стол резервирован на всю неделю и не даётся гостям.
В это время мы уже входили в зал. От камина, из‑за большого стола с цветами, где сидело человек десять каких-то старомодных мужчин и старух в бриллиантовых диадемах, легко выскочил и быстро шёл мне навстречу мой белокурый англичанин. На этот раз он был в безукоризненном фраке.
Ещё издали он улыбался и протягивал мне обе руки.
— Ну вот, это же он и есть! — сказал я, обернувшись к Альберту.
Лицо метрдотеля изобразило священный ужас.
— А вы знаете, кто это? — сдавленным шёпотом произнёс он.
— Нет! — откровенно сознался я.
— Несчастный! Да ведь это же принц Уэльский!..
©️ Александр Вертинский, "Дорогой длинною"

 

Спойлер: Джордж Карлин

Чертовски правильная статья, которая берет за душу
Когда жена Джорджа Карлина умерла, известный острослов и сатирик 70-80-ых годов, написал эту невероятно выразительную статью, уместную и сегодня.
«Парадоксом нашего времени является то, что мы имеем высокие строения, но низкую терпимость, широкие магистрали, но узкие взгляды.
-Тратим больше, но имеем меньше, покупаем больше, но радуемся меньше.
-Имеем большие дома, но меньшие семьи, лучшие удобства, но меньше времени.
-Имеем лучшее образование, но меньше разума, лучшие знания, но хуже оцениваем ситуацию, имеем больше экспертов, но и больше проблем, лучшую медицину, но хуже здоровье.
-Пьем слишком много, курим слишком много, тратим слишком безответственно, смеемся слишком мало, ездим слишком быстро, гневаемся слишком легко, спать ложимся слишком поздно, просыпаемся слишком усталыми, читаем слишком мало, слишком много смотрим телевидение и молимся слишком редко.
-Увеличили свои притязания, но сократили ценности. Говорим слишком много, любим слишком редко и ненавидим слишком часто. Знаем, как выжить, но не знаем, как жить. Добавляем года к человеческой жизни, но не добавляем жизни к годам.
-Достигли Луны и вернулись, но с трудом переходим улицу и знакомимся с новым соседом.
-Покоряем космические пространства, но не душевные.
-Делаем большие, но не лучшие дела.
-Очищаем воздух, но загрязняем душу.
-Подчинили себе атом, но не свои предрассудки.
-Пишем больше, но узнаем меньше.
-Планируем больше, но добиваемся меньшего.
-Научились спешить, но не ждать.
-Создаем новые компьютеры, которые хранят больше информации и извергают потоки копий больше, чем раньше, но общаемся все меньше.
-Это время быстрого питания и плохого пищеварения, больших людей и мелких душ, быстрой прибыли и трудных взаимоотношений.
-Время роста семейных доходов и роста числа разводов, красивых домов и разрушенных домашних очагов.
-Время коротких расстояний, одноразовых подгузников, разовой морали, связей на одну ночь; лишнего веса и таблеток, которые делают все: возбуждают нас, успокаивают нас, убивают наc.
-Время заполненных витрин и пустых складов.
-Время, когда технологии позволяют этому письму попасть к вам, в то же время позволяют вам поделиться им или просто нажать «Delete».
-Запомните, уделяйте больше времени тем, кого любите, потому что они с вами не навсегда.
-Запомните и горячо прижмите близкого человека к себе, потому что это единственное сокровище, которое можете отдать от сердца, и оно не стоит ни копейки.
-Запомните и говорите «люблю тебя» своим любимым, но сначала действительно это почувствуйте.
-Поцелуй и объятия могут поправить любую неприятность, когда идут от сердца.
-Запомните и держитесь за руки и цените моменты, когда вы вместе, потому что однажды этого человека не будет рядом с вами.
-Найдите время для любви, найдите время для общения и найдите время для возможности поделиться всем, что имеете сказать.
-Потому что жизнь измеряется не числом вдохов-выдохов, а моментами, когда захватывает дух!».

 

@Илья.Коптево,
Хорошо, Иваныч, лирично! Ты не бухнул, случаем?

 

А дочки?
))

 

Во всём найдёшь ++!

 

@Отец Николай,
Авторство не моё...
Нет, не бухнул...

 

Фух... Отлегло!

 

Спойлер: Посадка в Ижме

ГЕРОИ НАШЕГО ВРЕМЕНИ!
Сотворивший "чудо" Сергей Михайлович Сотников, простой человек, из числа тех, на которых и держится весь мир!
Ранним утром 7 сентября 2010 года в аэропорту города Мирный полусонные пассажиры занимали места в салоне самолета, ТУ-154. Авиалайнер готовился к вылету в Москву. Скажем сразу: все останутся живы. Позднее специалисты назовут это чудом, ведь шансов выжить у них был один на тысячу, а может и того меньше. ЧП на высоте 10.600 метров Самолет находился в воздухе уже более трех часов, когда отключился автопилот. Ситуация неприятная, но это еще не ЧП. Но какое-то шестое чувство подсказало командиру экипажа Новоселову, что в этот раз все так просто не обойдется. Предвидя вариант с экстренной посадкой, он связался с диспетчером: «У нас проблемы с электропитанием. Прошу подготовить запасной аэродром». Ответа Новоселов не услышал – радиостанция пискнула и замолчала. Самолет остался без радиосвязи. Вслед за автопилотом стали отключаться остальные приборы. Датчики крена и тангажа, указатели курса «умирали» один за другим. Почти мгновенно вышли из строя все навигационные приборы. «Завалились» не только оба авиагоризонта, но и третий – резервный, что не предусматривается никакими инструкциями, поскольку такого просто не может быть никогда! Куда садиться? Без навигационного оборудования экипаж нем, глух и слеп. Это все равно что вести автомобиль в надетом на голову мешке. Ситуация, даже не требующая обдумывания – только посадка, и посадка срочная: отключились насосы, перекачивающие горючее из крыльевых баков в двигатели, а это значит, что максимум через 30 минут двигатели остановятся и самолет начнет просто падать. Самолет снизился до 3.000 метров, внизу холмы, тайга, садиться на которые – чистое самоубийство. Блеснула серебристая полоса – река Ижма, Ту пошел вдоль нее. Показался стоящий на берегу реки поселок Ижма. Командир и экипаж высматривали подходящее для посадки место. Если такое не будет найдено – сажать самолет они будут на воду, прямо напротив поселка, чтобы жители Ижмы оказали помощь тем, кто уцелеет. И тут штурман крикнул: «Командир, полоса!» Если бы у летчиков было время на обдумывание, они бы прежде всего удивились: откуда здесь не числящийся ни в каких реестрах, не отмеченный ни на каких картах аэродром? Его просто не должно быть! Это или галлюцинация или… чудо. Ту-154 развернулся и пошел в сторону полосы. Плач по малой авиации Россия – огромная страна, в ней более тысячи городов и десятки тысяч поселков. Железные и шоссейные дороги связывают их между собой. Но есть населенные пункты, куда ни поездом не добраться, ни машиной не проехать. С Большой землей их связывает малая авиация. Як-40, Ан-24, Л-410, Ан-2, ИЛ-14 и вертолеты в советское время для жителей горных аулов и таежных поселков были привычным средством передвижения, как для нас сегодня маршрутные такси. В 1978 году в п. Ижма открыли аэропорт местных воздушных линий, было построено здание аэровокзала и взлетно-посадочная полоса. Каждый день в Ижму прилетали и улетали самолеты местной авиалинии. В аэропорту работали 126 человек. В 90-х наступили трудные времена, начался закат ижемского авиахозяйства. Самолеты стали летать все реже, сперва пять дней в неделю, затем четыре, затем два. По мере снижения числа рейсов уменьшался и численный состав работников аэропорта. Людей сокращали, многие уходили сами. Из 126 осталось 70, затем их стало 40, потом 8, потом 2. В 1998 году аэропорт перепрофилировали в вертолетную площадку и в «Комиавиатранс» решили, что для площадки, работающей три дня в неделю, и двух человек много и оставили одного — Сергея Михайловича Сотникова.
Сотников работал в Ижемском аэропорту с первого дня его существования. В 1978 году 20-летним выпускником подмосковного Егорьевского авиационно-технического училища, прибыл он по распределению на работу в Ижму и остался здесь навсегда. Заправлял самолеты, был техником, начальником службы ГСМ. В 1997 году стал начальником аэропорта, а через год – начальником вертолетной площадки. По мере того, как сокращался обслуживающий персонал, Сергей Михайлович брал на себя дополнительные функции. И вот настал день, когда он остался один: и начальник, и дворник, и диспетчер, и кассир, и сторож, и уборщик, и слесарь-ремонтник, и электрик, и прочая, и прочая, и прочая… Каждый день в любую погоду на своем уазике он приезжал в аэропорт, чтобы где-то что-то подлатать, где-то что-то починить, потому что площадка должна быть готова принять вертолет в любой день, а не только в понедельник, среду и пятницу – мало ли что может случиться, беда всегда приходит не по расписанию. Незабытая полоса И все 12 лет Сотников содержал в порядке кроме посадочного квадрата для МИ-8 и взлетно-посадочную полосу, которая была вычеркнута из всех реестров и не значилась ни на одной карте, на которую многие годы не садились и не взлетали самолеты. Он регулярно чистил дренажи от старой травы, чтобы не произошел подмыв полосы, убирал с бетонных плит старую арматуру, регулярно вырубал и выкорчевывал кустарники и деревца, пробивавшиеся в зазорах плит. И так 12 лет. Местные жители неоднократно пытались использовать полосу как место складирования дров, приезжавшие грибники — как автостоянку. Сотников воевал со всеми и на их возмущенно-недоуменное «Ну почему?!» не желая вступать в споры, коротко отвечал: «Потому!» Позже Сотникову еще не раз зададут этот вопрос. Ответ его поражает простотой: «Пусть говорят, что аэродром вроде как брошенный, но там же есть человек, который работает, значит я в ответе, правильно? Если я эксплуатирую перрон, где находится посадочный квадрат для МИ-8 и МИ-2, то вот рядом — взлетная полоса в таком тоскливом состоянии, царапает ведь за сердце. Пойдешь, да что-то сделаешь». В то время как одни резали станки на металлолом, реализовывали по сходной цене уникальные корабли, и искали, чтобы еще продать за границу, другие пытались хоть что-то сохранить и сберечь, веря, что настанет день, и снова понадобятся и станки, и корабли, и взлетно-посадочная полоса. Окажись 7 сентября на «взлетке» бревно или автомобиль, окажись она заросшей кустарником (а за 12 лет мог и лес вырасти!) – и жертвы считали бы десятками. Аварийная посадка Ту пролетел на аэродромом. Эх, коротка полоска! Придется экономить каждый метр. И все равно ее не хватит. Длина ижемской ВПП 1340м, а Ту для посадки нужно как минимум 2500. Аварийная гидросистема не подвела — самолет выпустил шасси. Но из-за отказа электропривода не вышли закрылки. Самолет не мог сбросить скорость до положенных 270км/ч, садиться предстояло на 380км/ч, с отключенными навигационными системами, без связи с наземным диспетчером, контролируя положение самолета исключительно по визуальным ориентирам. Бортпроводница вышла в салон: «Уважаемые пассажиры! Самолет совершает вынужденную посадку. Просим всех пристегнуться, убрать колющие и режущие предметы, снять зубные протезы, очки и обувь на высоком каблуке, поднять спинки в вертикальное положение». Трижды заходил Ту на посадку и трижды в последний момент взмывал в небо – экипажу не удавалось попасть в начало полосы. Самолет пошел на посадку в четвертый раз. Со стороны Ижмы в сторону аэродрома бежали люди, завывая сиренами, мчались пожарные машины и кареты скорой помощи… Отче наш, сущий на небесах, да святится имя твое… Царица Небесная, помоги! Самолет сел прямо на первую плиту, мягко, можно сказать идеально. Добежав до конца полосы, он врезался в лес, ломая и сминая деревья. Будь удар сильнее, могли пробиться крыльевые топливные баки, возникнуть пожар. Но пока самолет катился по ВПП, с каждой сотней метров скорость падала: 380км/ч, 350, 300, 250, 200… Выкатившись на 164 метра за полосу, Ту-154 остановился. Подъехавшим представителям администрации командир воздушного судна Новоселов доложил: «Самолет Ту-154 совершил аварийную посадку. На борту 72 пассажира и 9 членов экипажа. Пострадавших нет». Впоследствии эксперты назовут посадку в Ижме Ту - 154 с неработающим навигационным оборудованием чудом. Но сами летчики чудом считают появившуюся из ниоткуда взлетно-посадочную полосу. Но как раз в этом не было ничего сверхъестественного – это «чудо» сотворил Сергей Михайлович Сотников, простой человек, из числа тех, на которых и держится Россия.
Татьяна Журбенко
#героинашеговремени #жизнь

 

@Илья.Коптево,
Видел репортаж про этого дядьку сколько-то лет назад. Простой Герой! На таких держится земля!
К сожалению...

 

Я бы не только пилотам, но и Сотникову Сергею Михайловичу дал Героя России. Своим отношением к делу, самоотверженностью, спас пассажиров и экипаж!
После этого случая вроде планировали дать вторую жизнь аэродрому. Очень он надеялся и продолжал следить за взлётной, Но... в 19-м году решил уйти на пенсию.

 

@Мишлен,
Нет, там в положении о награде подвиг прописан, подвига длиною в жизнь не бывает, может "Герой Труда" или "За заслуги перед Отечеством" и дадут, а так то наградить конечно нужно, а может и наградили уже, гуглить неохота...

 

@Илья.Коптево,
На мой взгляд, то что он делал, это и есть Подвиг, причем длиной в жизнь примерно.
На его примере, мне кажется, надо детей учить.

 

@Мишлен,
Это не подвиг, это прекрасные человеческие качества этого человека.
Этот парень просто такой человек, он так видит жизнь и то что он делал, он делал потому, что по другому не мог.
Есть люди, которые работают не потому что кто то это оценит или кто то за неисполнение накажет, а потому что они не могут не работать.
Если ты считаешь это Подвигом, то значит норма, для тебя, ни хера не делать, если за это не накажут. Если Путин даст ему Героя, значит норма - это похуизм на рабочем месте, и ни один Президент в таком не признается, хотя не меньше тебя или меня восхищён этим человеком...